Как-то был я по делам в Тель-Авиве. Привели меня на день рождения к бывшему однокурснику по Харьковскому университету. Не виделись мы, наверное, лет двадцать. Похлопали друг-друга по плечу, поудивлялись про себя разительным переменам. Тем временем подходит к нам щуплый невысокого роста человек. Именинник спрашивает:
- Колю Люлько помнишь?
Я посмотрел - действительно, Коля - и сразу вспомнил...
Поступать в Харьковский университет Коля приехал из совсем уж глухой провинции, может быть из крохотного городка на Сумщине, а может быть и из села. Поступил, поселился в общежитии. С учебой у него не было никаких проблем. Но ни с общежитейскими, ни с местными не сошелся. Хоть и по-разному, но и те и другие были для него, серьезного мужика, раздолбаями.
Был у вьетнамских товарищей замечательный обычай. Раз в неделю они устраивали собрание и помимо всего прочего поочередно рассказывали о своих нехороших поступках за прошедший период. На одном из таких собраний юная вьетнамка повинилась, что она не только влюбилась в Колю, но и уступила его домогательствам. Рассказала откровенно и без дальних околичностей, как учил молодежь Дядюшка Хо. Подробности оказались такими же незамысловатыми, как и окружающая жизнь. Все произошло во время новогоднего вечера, в пустой аудитории, на широком подоконнике. На вопрос, почему она туда пошла, девушка объяснила, что хотели полюбоваться на заснеженную площадь Дзержинского с тринадцатого этажа. Площадь действительно оказалась очень красивой. А остальное случилось как бы само-собой.
Вьетнамку немедленно выслали на родину. Колю немедленно исторгли из вьетнамской общины. Но только этим дело не ограничилось. Всякий раз, когда Коля попадал в поле зрения вьетнамцев, они останавливались, дружно протягивали в сторону змея-искусителя указующие персты и громко скандировали: «Как не стыдно! Как не стыдно!». Потом Коля исчез. От кого-то я слышал, что он перевелся в Днепропетровский университет.
Поэтому, пожав Колину руку, я только и смог спросить:
- Ну, как ты? Осознал вину? Не стыдно?
Коля как был, так и остался серьезным мужиком. Он даже не улыбнулся. Он неодобрительно посмотрел на меня и сказал:
- Мне нечего стесняться, я на ней женат. – И позвал: «Линь, подойди пожалуйста к нам».
Подошла худенькая изящная интеллигентная вьетнамка. Коля представил нас друг-другу. Обменялись какими-то дежурными фразами. Я с трудом дождался пока мы остались вдвоем и спросил:
- Ты не шутишь?
- Да какие там шутки. Это вам было весело, а на меня насело КГБ. Шили чуть ли не раскол социалистического лагеря. Грозили сроком и хотели, чтобы я стучал. Я поехал домой к матери, а она говорит: «Мой отец, а твой дед, как многие старые большевики, был женат на еврейке. Поэтому я еврейка, и ты - еврей. Уезжай-ка ты в Израиль, здесь тебе теперь покоя не дадут. Изведут, как деда извели». И я уехал.
Послали меня изучать иврит в ульпан при кибуце Кфар Гелади на севере Израиля. Приехал я туда, как сейчас помню, вечером 6 января, то есть в ночь на Рождество. Иду ужинать. Вокруг все чужое и все чужие. Захожу в столовую и вижу Линь. Ну, разве это не чудо!?
Ее история оказалась чем-то похожей на мою. Когда-то ее дед странствовал по миру вместе со своим лучшим другом Нгуеном, который впоследствии стал больше известен как товарищ Хо Ши Мин. В Америке дед умудрился жениться на еврейке, разумеется ярой коммунистке, и увез ее во Вьетнам. Нарожала она ему кучу вьетнамских евреев, а те нарожали внуков и среди них Линь.
После скандального возвращения Линь собралась вся видная вьетнамская семья и стала решать, что делать. Сначала думали отправить ее на перевоспитание в деревню. А бабушка сказала:
- Давайте отправим ее к моей сестре в Израиль. Климат там кошмарный, кругом враги. Пусть узнает почем фунт лиха!
Ну, она не точно так сказала, но в смысле. Ты понимаешь. Вот так мы и встретились, а через месяц поженились. Теперь у нас трое детей.
- Большие?
- Младшая еще в армии служит, а старший уже хасидский раввин. Он прилично знает вьетнамский, поэтому его послали в Хошимин возвращать к истокам местных евреев. Он старается не жаловаться, но евреев там не густо. Кроме родственников, можно сказать, вообще нет. А он, когда уезжал, был зеленый, наивный. Помню, прилетел он туда в пятницу утром, после наступления субботы вышел в город и на следующий вечер позвонил нам в полном восторге: «Работы, - говорит, - непочатый край! Во всех окнах горят свечи, а в городе ни одной синагоги!» Ну, не мог он себе представить, что в городе просто электричество на ночь отключают…
- Вот так и живем, - заключил Коля, - пошли лучше выпьем. Здесь это называется «делать лехаим», но суть от этого не меняется.
И мы выпили и повторили. Потом Коля пригласил меня на «лучшую в Тель-Авиве абсолютно кошерную жареную селедку». А мне пришлось отказаться, потому что рано утром я улетал. Но в следующий приезд я этим приглашением обязательно воспользуюсь.
Свежие комментарии